Официальный информационный портал Раменского городского округа

[ Обсудить статью ]

2004.09.01

Разместил: Сарычева Светлана
 

ЗВОНКИЕ СНЫ

Наш мир очень похож на калейдоскоп. Жизнь непредсказуема, разноцветна и чудесна. Движение-мгновение – и стёклышки сложились в новый узор. Почему именно в таком сочетании? Непонятно. Сможешь ли ты снова увидеть орнамент, который предшествовал этому? Даже если будешь поворачивать свою неподзорную трубу в обратном направлении – вряд ли. Каким будет следующий рисунок? Не определить… Перед глазами – смена цветных абстрактных картинок, которые словно вырастают друг из друга или перетекают одна в другую. Так и с событиями в мире…

Разбей калейдоскоп – в разные стороны брызнут невесомые разноцветные стёклышки. И ведь они все разные! Есть поярче и почётче, более гладкие и блестящие…

Ладно, я лучше расскажу тебе историю. Можешь считать, что она про два тонких светлых стёклышка – про две сверкающие частички многогранных узоров мирового калейдоскопа.

Утренняя вода была более чем холодной – пронзительно-тонко-ледяной. Она свежо обожгла лицо, когда он умывался, и морозом ударила и загудела в висках, когда он пил. Но стало хорошо!.. Менестрель прислушался к вкрадчивому звону лесного источника. Да, он мог быть таким, как этот ручей, — радостно бродить по свету, никуда не спешить и нигде не останавливаться, везде чувствовать себя как дома, считаться всеобщим другом, улыбаться и не подпускать к себе сумрачные мысли, не скучать и не заниматься глупостями и, главное, петь о подвигах и красоте, о работе и чудесах, о любви и дружбе… Да и много о чём ещё он захочет сочинить, ведь Вдохновение, наверное, его не покинет.

Музыкант снова зачерпнул хрустальной воды и пригладил тёмные волосы, густые и пышные. Влажными руками отряхнул одежду: сколько иголочек и былинок осталось на ней после ночи, проведенной в лесу? «Всё замечательно, — сказал юноша сосредоточенному ёжику, выкатившемуся из-за мохнатой кочки. – Если Боги будут ко мне благосклонны, то сегодня, скоро, я дойду до мест, где нормально живут люди. Там я найду бумагу и чернила и наконец-то запишу все стихи и мотивы, которые вот уже три дня порхают в моей голове. Только бы ничего не забыть! А ещё я приведу себя в порядок, поем и попью как следует и посплю уютно и удобно. Потом можно будет пойти купить себе что-нибудь… например, новые, хорошие сапоги или шляпу с пером. А после я стану спокойно играть и петь».

Ёж непонятно фыркнул. «Хочешь сыру?» — кивнул ему менестрель. Зверёк скрылся в зарослях… «Ну, твоё дело», — произнеся это, юноша достал из сумки сыр и ржаные лепёшки. Фляга была пуста. «Какая разница? – про себя усмехнулся музыкант. – Не помру». Он стал медленно завтракать, наслаждаясь щебетом птиц. Менестрель ощущал, с какого дерева или из какого куста доносятся те или иные звуки, и знал, что за птицы разливают их по зелени. Каждая птичья мелодия представлялась мягкой и блестящей нитью. Нитки умело, особым образом переплетались – так ткался изумительный гобелен, наподобие тех, что создавали мастерицы в замке у Герцога. Кстати, весьма привлекательные и скромные девушки…

Вот и всё, пора в путь. Цветы глядят на него, как милые глаза, и хочется ещё долго сидеть возле летящего вдаль ручья… Но надо идти. А по дороге можно натрясти орехов – как раз тут рядом заросли орешника – или насобирать ягод.

Где-то глубоко внутри (в сердце, в душе или ещё в чём-то?) уже начала складываться манящая лесная песня. «Странно, — подумал музыкант, влезая в гущу орешника, — вроде бы раньше произведения рождались в голове… Или всё это только кажется?».

Орехи способствовали творчеству. Юноша выбрался из орешника, закрыл глаза и стал слушать ноты своего и вселесного настроения. Почти неслышимый звук, подобный дыханию, коснулся его лица – то проплыла по ароматному воздуху разрисованная бабочка. Музыкант словно проснулся. Он сделал несколько шагов по поляне, сорвал три ягоды земляники, схватил лютню и начал нежно трогать струны, стараясь не забыть, как надо… Неожиданно он прервал игру. В ветвях деревьев – то ли диких яблонь, то ли слив – мелькнул слишком живой блик солнца. Юноша поспешил туда.

Деревья оказались грушами. На крепких ветвях одной из них менестрель увидел стройную девушку, легко обрывавшую плоды. Она была в светлом воинском наряде – почти мужском, если не считать юбку чуть ниже колена. Одежда и обувь незнакомки были в едва различимых пятнышках, ноги и руки слегка поцарапаны – вероятно, она довольно долго путешествовала, немало ходила по лесу. Старинный кинжал, искусно сделанный лук, колчан со стрелами… Не хватало ещё соответствующего головного убора, какого-нибудь шлема с плюмажем, — длинные русые волосы были украшены цветами.

Менестрель остановился, смущённый и изумлённый. Он знал много прелестных дам, часто пел о том, что радует взгляд и душу, но такой красоты не видел никогда. И понятия не имел, даже представить не мог, что она вообще встречается. Она и вписывалась в этот противоречивый, трудный мир, и спорила с ним, и…

Тут девушка заметила музыканта. Она спустилась чуть ниже, быстро и внимательно разглядела его и спросила:

- Отчего ты смотришь на меня так подозрительно? Ведь война уже закончилась…

- А что – была война? – отозвался музыкант и, почувствовав себя чрезвычайно глупым, добавил: — Да, я что-то видел… где-то слышал… мне даже казалось, когда я шёл от Герцога… Но я не знал, что почти рядом творилось нечто масштабное и серьёзное.

- Поразительно, — заключила лучница и резко спустилась на землю, — и воодушевляюще. Заставляет задуматься. Такая оторванность… Ну да ладно.

Юноша понял, что не успел подать девушке руку, чтобы помочь ей слезть с груши, и ещё раз ощутил себя невероятно глупым. Чтобы прогнать эту неприятную эмоцию (хотя, конечно, не только по такой причине!..), он произнёс:

- Извините, леди, не подскажете ли вы мне, как бы поскорей и без особых потерь выбраться из этой дремучести? Я полагаю, вы тоже не прочь выйти отсюда к приличному человеческому жилью…

- Хочешь грушу? – кивнула лучница менестрелю, и он не отказался; она же продолжила: — У меня есть какие-то карты, схемы местности. Вместе мы сумеем в них разобраться. Но не факт, что они правильные.

Итак, было решено: по лесному пути музыкант и девушка-воин идут вдвоём.

Они собирали ягоды и шишки и жизнерадостно беседовали о всяких мелочах. Иногда менестрель пел и подыгрывал на лютне. Лучница немного поведала о военных подвигах и описала несколько эпизодов боевых действий, которые в её изложении представали эффектными и восторгающими. Лишь когда они заблудились (план местности всё же наврал) и зашли в хлюпающее тёмно-зелёное болото, музыкант осмелился спросить о серьёзном…

Но первым делом юноша промочил в болоте и без того измученные сапоги. Лучница и менестрель едва не провалились в трясину – и, кажется, из-за того, что захотели понаблюдать за большими стрекозами, которые носились в тяжёлом горьковато-сладком воздухе с видом школьных преподавательниц.

Юноше нравились стрекозы: их крылья изящно звенели, и этот звук не соответствовал строгому учёному виду стрекоз. А ещё в болоте проникновенно и дружелюбно квакали лягушки, полностью отдаваясь этому занятию. Девушка любовалась кувшинками и пучками рогоза, напоминавшего ей то ли стрелы, то ли лёгкие пики.

Они, держась за коряги, выкарабкались на более-менее сухое место и удостоверились, что вода уже не плещет из-под ног мутными фонтанчиками и что они практически не испачкались в тине и ряске. Стало видно, что девушка собирается как ни в чём не бывало продолжить путь. Тогда менестрель, вздохнув, задал вопрос:

- А вам приходилось – убивать?

- Отряхни, к тебе брусничные листья пристали, — поговорила лучница. – Да, я сражалась и убивала врагов.

«Наверное, у неё есть какие-то ордена, награды за отвагу. Но она про это не рассказывает – вероятно, даже не из скромности, а из гордости», — подумал музыкант. И продолжил спрашивать:

- Жутко?

- Вряд ли, — плавно откликнулась девушка; она смотрела сквозь своего спутника – в прошлое. – Порой это возвышенно; чувствуешь свою силу и причастность общему геройству, знаешь, что можешь принести пользу своим. А иногда всё словно происходило само собой, действовалось, — я понимала, что должна это сделать. Но старалась не убивать… Кстати, некоторое время я разведкой занималась, партизанила, потому и карт у меня много, на составление нескольких атласов хватит… Правда, как мы уже убедились, некоторые планы – неправильные.

- А вообще – страшно вам когда-нибудь было?

- Видимо, когда меня очень сильно ранили. Наступил период провала куда-то. Был бред, кошмары, галлюцинации всякие… Яне понимала, где я, что происходит. Может быть, — это страх неизвестности. Я опасалась чего-то, что в неопределенности скрывалось, готовое в любой момент разразиться, напасть. А всякие монстры, которые скакали в моих больных мозгах, — не страшные, просто мерзкие, противные, гадкие… Говорят, я почти умерла тогда.

- А на мой взгляд, это не то, — сказал юноша. – Не страх. Особое состояние на грани жизни и смерти. На острой грани, на лезвии…

- Ещё скажи – на клинке, — беспечно улыбнулась лучница. – Знаком ли мне ужас? Мне могло бы стать страшно, когда меня чуть не изнасиловали. Как раз я очухалась от ранения и продолжила боевое путешествие… Страх был совсем рядом, но он, похоже, не успел прийти. А той компании, конечно, ничего не удалось…

Менестрель думал об этом разговоре, о том, что линии в нотных тетрадях похожи на струны, и ещё о многом другом до тех пор, пока они не добрались до городка (или большого посёлка). Тут же у юноши начались новые размышления. Ведь он построил конкретные планы, он держал в голове список того, что он будет делать, когда выйдет из леса к человеческим жилищам! Лучница, безусловно, изумительна, она – особенная, ни на кого не похожая и, возможно, даже самая лучшая из представительниц женского пола…но музыкант не позволит никому, даже многократно прекрасной девушке, вмешиваться в его системы и как бы то ни было менять (а попросту говоря – портить) запланированный им ход событий. «Нет, я всё-таки сделаю всё так, как мне нужно! Правда, не знаю, каким образом у меня это получится…» — с этой мыслью юноша и заснул.

Ему снились роскошные, фантастические здания на берегу летнего залива. Крепости, замки, башни были огромными, — но не давили своей монументальностью, казались лёгкими, как кружево. Он ходил среди арок и колонн и, похоже, что-то искал… или кого-то звал… С закрытыми глазами юноша увидел, как по комнате несётся стая солнечных зайчиков, и понял, что просыпается. Вскоре он узнал, что спал довольно-таки долго и что девушка уже ушла куда-то по своим делам, а когда вернётся – неизвестно. Музыкант улыбнулся. Всё решилось само собой; теперь можно по порядку совершить то, что он замыслил, блуждая по лесу, — найти бумагу и чернила и наконец-то записать все стихи и мотивы, которые несколько дней кружатся в его голове, привести себя в порядок, позавтракать и пообедать, купить себе что-нибудь и спокойно заняться профессиональной, в общем-то, деятельностью.

Однако, прогуливаясь по улицам и делая покупки (сапоги, шляпа с пером, длинный шарф и ещё некоторые мелочи), менестрель понял: несмотря на то, что всё складывается вроде как нужно, — вокруг что-то не то и как-то не так. «Значит, это и впрямь была настоящая война, а не бурные выяснения отношений, не разборки, не разбойничества, — мысленно сказал юноша. – И боевые действия затронули городок, а теперь коснулись и меня…». Большинство жителей глядело в его сторону осуждающе и недоверчиво. Музыкант стеснялся, чувствовал себя неудобно и уже не мог знакомиться и заговаривать с прохожими так запросто, как это удавалось ему раньше. Ему захотелось защитить, спасти какую-нибудь хорошенькую местную жительницу, но на здешних обитательниц никто не нападал. В целом же город медленно, болезненно приходил в себя… Общество осознавало себя заново, и ему не требовался никто со стороны.

«Ну и пусть, — шептал менестрель, любуясь многочисленными цветами (они будто бы что-то пели солнцу на своём неслышном языке!..), — ну и пусть… Всё равно я буду выступать сегодня вечером в гостинице. А если кто захочет помешать – тресну музыкальным инструментом по башке… не сильно…».

Он действительно играл и пел, и никто не пытался ему запретить это. Сначала юноша предполагал музицировать для себя, не обращая внимания на присутствующих. Но – быстро, внезапно он понял, что гости внимательно слушают. Некоторые восприняли его как доктора, искусство которого непременно прогонит их гнетущую тоску. Другие мечтали окунуться в другой мир или убедиться, что не всё на этой земле жутко. Кто-то, оставаясь душой закрытым от исполнителя (знали бы они, как страдал молодой менестрель от этой замкнутости, мрачной обособленности!), внимал струнам и голосу просто так, от нечего делать, как говорится.

«Отвлечься, развлечься, увлечься…» — эти слова мелькали в сознании музыканта, когда он смотрел в зал. Он отгонял их и старался не забыть слова и мотивы. «Я – чужой? Не все видят во мне приятеля-творца… Но я должен доказать им, помочь…» — мысли были обрывочными, потому что приходилось параллельно думать над тем, о чём поёшь. Сами собой, словно случайно открывались новые смыслы, возникали свежие идеи. Музыкант отдавал созданное, дарил частицы себя, чтобы стало лучше. Неровно устанавливалась связь с залом, — но она всё-таки родилась, эта самая связь! И – о, Боги! – как ему было приятно, когда ему подпевали.

Менестрель ощущал стук сердца и шаг мыслей каждого. Это значило, что уже есть опасность раствориться, потерять себя в своих же музыке и пении… Необходимо прекратить, хотя бы на время?

Из зала, от затемнённого места у левой стены, к менестрелю шёл округлый, крепкий, сильный поток энергии. Он присмотрелся: «Неужели – от того парня в тени? С приглаженными длинными волосами, в зелёных брюках, в клетчатой рубашке – прыгающие фиолетовые и оранжевые квадратики. Странный… Взгляда не видно. Вряд ли он тоже бродячий музыкант».

Юноша допел, хрипловато объявил антракт и направился к тому столу. По мере его приближения загадочный слушатель превращался… одним словом, это оказалась лучница, которая задорно воскликнула:

- Слава тебе, менестрель! Всё правильно, качественное исполнение. Я прониклась… Сильно!

- Спасибо… — он присел рядом с девушкой.

- Бесподобный шарф! И сапоги у тебя новые? Молодец. Я, как видишь, тоже приобрела себе кое-что… Но это неважно, а знаешь, что я думала…

Какой-то благодарный слушатель громко поставил перед менестрелем золотистую бутыль. Вероятно, он хотел выпить с музыкантом, но его неожиданно позвали (кажется, девушка… или несколько девушек – смешливым щебетом), и он удалился.

- Разреши предложить тебе пива, — выдохнул юноша и запоздало подумал: «Что-то я не очень соображаю… Наверно, чушь буду нести».

- Ага, благодарю.

«Надо бы её потом угостить чем-нибудь более…» — начал думать менестрель, но мысль ушла.

- Давай выпьем за взаимопонимание, за общение… которое может быть разным… За маленькие чудеса и приятные неожиданности!

- Согласна, — кивнула лучница. – Так вот что я хотела сказать. Твои мелодии заставляют не разочаровываться, а ещё – определять свои ценности, то, без чего жизнь почти невозможна, что чрезвычайно важно, что всегда поддерживает, что многогранно, что – твоё…

Перерыв завершился, и на место юноши вышел старик с арфой, который, перебирая струны, твёрдым и широким голосом начал рассказывать легенды. Лучница и менестрель слушали, замерев; они сами себе казались картинами – в то время как герои эпоса были живыми… Затем юноша и девушка, кажется, племянники хозяев гостиницы, заиграли на флейтах. Музыкант и воительница живо представили, как эффектно можно потанцевать в этих неуёмных нотах…

Несколько раз во время их путешествия она будила его ранним, с его точки зрения, утром. То есть не то чтобы активно будила… Девушка приходила к нему, садилась рядом и смотрела… Все самые яркие, многозвучные и сюжетные сны являлись к менестрелю после рассвета. Юноша увлекался ходом действия – и вдруг в его сновидение спокойно-царственно врывалось внешнее, не чуждое, но и не близкое, сияние. Он тревожно распахивал глаза – и видел её. Впрочем, он не раздражался по этому поводу.

Так произошло в их последнее утро в той самой гостинице, куда они попали после лесных блужданий и где менестрель дал интересный концерт.

- Доброе утро, — сказала воительница, чуть подаваясь вперёд.

- Ага, — откликнулся музыкант. – Привет.

Он собрался выскользнуть из-под одеяла, но замер, ощутив интригующие ароматы, звонко летящие из кухни.

- А я уже позавтракала, — кивнула девушка. – Там много всего вкусного. Наверное, у кухарки острый приступ кулинарного вдохновения. А знаешь, что я заметила? Что закипающий чайник издаёт невероятно музыкальные звуки. Я бы даже сказала – изящно напевает…

- Да, — согласился окончательно пробудившийся менестрель. – Наверное, у всего вокруг есть дивные мотивы и мелодии… Правда, не всегда слышные.

- На самом деле я пришла задавать тебе невероятно прозаический вопрос, — лучница взглянула строго и скромно. – Сколько у тебя есть денег?

- Не знаю, — признался юноша.

- Нам надо сегодня платить и двигаться вперёд.

Ну вот! Вместо того чтобы беспечно идти питаться, пришлось считать свои и её деньги. Оказалось, что их меньше, чем хотелось бы. «Не умею распределять… Не умею планировать», — бормотала посерьёзневшая воительница. «Я тоже много чего не умею… — заметил менестрель. – Хотя играть на инструменте и петь – кажется, умею, но тут, особенно после войны, много не заработаешь».

Наконец лучница успокоилась. Вздохнула, сняла с пальца кольцо (видимо, дорогое), протянула его молодому человеку и проговорила:

- Вот. Делай с ним что хочешь… И тогда, скорее всего, нам хватит денег на дорогу. Не так уж долго нам идти осталось…

- Ну, — слегка смутился менестрель, — может, ещё что-то удастся заработать в скором будущем.

Однако кольцо было продано.

Позже, когда им пришлось заночевать в крошечной комнатке на сером постоялом дворе, она опять перебила его роскошный сон. Он снова не обиделся. Проснувшись, подумал: «Вот, сейчас начну писать песни. И не стану завтракать, пока не досочиняю…».

Тут юноша заметил, что в руках у девушки – карта.

- Смотри, — произнесла она, указывая на смутное пятнышко на листе, — туда нам надо попасть. Можно идти вот так, — лучница провела длинным пальцем с еле заметной царапиной короткую неровную линию. – Но если ты не торопишься, давай пойдём по-другому… Чуть дольше, правда. Но там гулять приятнее, и вообще я хотела бы зайти в один посёлок… Ненадолго заглянуть…

- Тебя там кто-то ждёт? – прямо спросил музыкант.

Она поправила волосы и ровно и откровенно ответила:

- Не знаю.

Лучше бы они не заходили в тот посёлок! Знал бы он, что они там увидят, — сделал бы над собой усилие и сыграл в эгоиста. Или просто в жёсткого, упрямо-справедливого мужчину. Мол, не пойду, так не честно – и далее в том же духе.

Именно тут музыкант полностью, даже чрезмерно поверил, что в его краях была самая настоящая война. То есть, он это увидел – и среди развалин домов и умирающих деревьев услышал глухие отзвуки битв.

Жутко! Одиноко…

Воительница холодно передвигалась и словно даже не по земле ступала; смотрела она каменно. Может быть, и хотелось ей плакать, — но девушка не плакала. И даже горько улыбнулась, — когда подошла к груде камней и кругу давно догоревшего костра со словами «Вот здесь был тот самый дом… Даже цветы росли». Ветер крутил над руинами ужасно неуместные, влюблено парфюмерные запахи.

Менестрель подошёл к лучнице, взял её за руку и пообещал, что напишет об этом… и расскажет всем, и… В общем, он запутался и сбился, хотел обрезать речь мутной фразой «Но вообще я не знаю…», однако девушка уже поняла его. И тихо вымолвила:

- Пойдём отсюда…

Они молча шагали прочь от того, что было посёлком, — погибшего маленького мира.

Позже музыкант попытался разговорить грустную и разочарованную девушку.

- Помнишь – я сказал, что многого не умею? Людям вообще надо постоянно чему-то учиться… Я, во-первых, не умею прощаться…

- Я учить не умею, наверное, — отозвалась лучница. – А прощаться надо быстро.

- Но ведь хочется ещё хоть на минуту удержать человека, с которым не желаешь расставаться! Сказать ему что-то важное… может быть, даже исполнить – только для него, ему одному – песню! Или хотя бы что-то подарить.

- Слишком тоскливо потом станет. Лучше так: попрощались – и разошлись. Зачем растягивать процесс, устраивать драматический момент? Даже вслед смотреть не стоит.

Однажды солнечным утром менестрель смотрел музыкально-авантюрный сон. В нём присутствовала воительница. Музыканту было интересно жить в переплетении чувств и мыслей сновидения, но он ждал, что вот-вот реальная (та же, но другая, находящаяся по ту сторону сна) лучница придёт и его разбудит. Привычно…

Воительница не явилась. В груди у юноши возникло тёмное напряжение… или предчувствие…

Да, они наконец-то обрались до «пункта назначения». Но ведь юноша не мог себе представить, что она так вдруг возьмёт и исчезнет! Он хотел сыграть для воительницы новую песню – жизнерадостный гимн прибытия. И не только это мог бы сделать музыкант…

Но лучница ушла – неизвестно куда. И не вернулась.

Потом он нашёл другое её кольцо – слегка похожее на то, первое, благополучно проданное. Интересно, она его специально оставила или просто потеряла, забыла?..

Калейдоскоп не разбился? Нет, его только встряхнули – и стёклышки, прозвенев, сложились в новый узор. Тебе не печально? Вот так бывает, и почему-то изменить ничего нельзя.

20 января 2004 года

[ В начало ]

Раздел недоступен