Официальный информационный портал Раменского городского округа

ВНИМАНИЕ!!! Ваш Internet-обозреватель не поддерживает Cookie-файлы либо эта возможность отключена. Для корректной работы необходимо задействовать этот сервис в свойствах обозревателя.

Новости, контакты Это интересно... Форум

Поэзия Проза Пьесы

 

[ Обсудить статью ]

2004.09.02

Разместил: Сарычева Светлана
 

Миниатюры

 

ТВОРЧЕСКИЙ ВЕЧЕР

Я решила организовать очередной поэтический вечер.

Обычно я устраиваю эти вечера так: перед сном беру книгу (или книги) со стихотворениями того поэта, в которого мне в данный момент очень хочется или весьма нужно углубиться, устраиваюсь в уютном местечке квартиры, словно Жар-птица в гнезде, и читаю до тех пор, пока строчки не поползут перед глазами. Тогда я выключаю свет и засыпаю.

Я объявила творческий вечер! И заметалась среди полок и шкафов. Вскоре в моих руках выросла книжная стопка – Хлебников, Мандельштам, Ахматова и две Цветаевых. А одна книга, которую я не хотела брать, потому что в ней не было стихов, упала мне на голову. Но я её всё равно не взяла.

Начать я решила с Мандельштама. Потому что, поговорив с мамой о «1984» Оруэлла и сильной власти, пообещала почитать ей вслух «Мы живём, под собою не чуя страны…».

Про «кремлевского горца» я ей прочитала. Потом стала постигать творчество Мандельштама молча, лишь иногда изрекая некоторые строки типа «Я должен жить, дыша и большевея». Затем отправилась поговорить по телефону.

Выключили свет.

Стройная свечка – это, конечно, романтично… Но ведь мой творческий вечер только начался!

Снаружи стало шумновато: это лишенные электричества люди, возмущаясь, высыпали на балконы. Свет пропал сразу на нескольких улицах. Лишь на тёмном горизонте блестели глаза высотных домов и по шоссе порой скользили машины, посвечивая фарами. И луна… «Луна плывёт, как круглый щит давно убитого героя!..» — глядя в небо, процитировала я любимого Гумилева. Но это был месяц – издевательски яркий, нахальный.

Выключили воду.

Интернет тоже не работал, но его выключили пару дней назад.

«Плохой день», — сказала я папе. «Отчего же плохой? – отозвался он. – Тебе же сегодня деньги дали в двух редакциях».

«Деньги – это не главное».

«Плохой день», — сказала я маме. «Да, — согласилась она. – Ничего не работает, и у меня зуб болит».

Я побродила с книгами по сумрачной квартире (не стала читать при свече) и горестно пошла спать. Пока сон не пришёл, само собой получалось вслушиваться в гулкий пробег электричек вдали и вой-лай собак под окнами. А потом вспомнилось, как я и Miracle видели днём троллейбус, усами оторвавшийся от проводов. Из водительской кабины вышла уверенная в себе тётенька и, не вынимая сигареты изо рта, быстро всё привела в порядок. Потянула – зацепила – и троллейбус поехал дальше…

 

КОРОТКО

На предпредпоследнюю электричку – не успели.

Предпоследнюю – отменили.

Последняя – через 44 минуты…

 

НЕБО

Извилистая блестяще-белая тропинка пролегла по тёмному полю неба.

Слушая острую оперу в исполнении комаров, сверчков и кузнечиков, стояли у открытого окна.

- Звезда…

- Ты успел загадать желание?

- Да. А ты?

- Тоже. Знаешь, какое? Чтобы мы поспешили туда и нашли её.

Побежали в мутную даль по мокрой траве.

Звезда обнаружилась в кустах малины. Ягод не было, и она лежала совсем одна. Было совсем непонятно: то ли она сама светит, то ли отражает сияния луны и сестёр-звёзд, оставшихся наверху.

- А я думал, что упавшие звёзды – это такие плоские штуки с треугольными лучами.

Звезда была круглой и пушистой, слегка колючей с виду.

- Ой, она же жутко холодная! Ледяная! – ладони вздрогнули, на полмига превратившись в белые крылья. – Представляешь — шероховатая, будто инеем покрытая! Видимо, там, наверху, большой мороз…

Осторожно провела рукой – пальцы онемели.

- Давай я возьму!.. Ничего себе, она же горячая, раскалённая, будто её поджаривали! Не удержать… Придётся подбрасывать звезду, словно мячик.

- Вон там, смотри – лопух, мягкий и тёплый, как одеяло. Положим на него, понесём вместе…

- Обжёгся… Да ладно, ничего, не сильно, пройдёт. А что мы с ней делать-то будем? Подбросим вверх?

- Не знаю. Звезда подскажет.

Не подсказала. Соскользнула-спрыгнула с листа, вросла в землю — чудесный цветок.

А ткань лопуха растаяла зеленоватым, абсентовым туманом. Встретились две руки: та, что поменьше, — слишком бледная, чуть прозрачная, тонкая и холодная; та, что побольше, — твёрдая, горячая, с ярким зигзагом звёздного ожога.

- Я тебя люблю.

- Мне кажется, звёзды не падают. Наши деревья тянутся к небу, и в небо взлетают наши птицы… А для звёзд небо – то же самое, что для нас земля.

- Да… Они тянутся к неизведанной земле и прилетают сюда иногда.

 

РЕКА

Началось всё с того, что я накачала в компьютер много песенок из детских мультиков и кино.

Мы легли спать рано. Когда сестрица и я запрыгиваем в постели раньше двенадцати ночи, то обычно беседуем в темноте о всяких важных штуках. Например, о любви. Однако в этот раз (наверное, под воздействием песенок) мы разговаривали о детских играх. Произошло бы что-нибудь странно-приятное, если б мы вскочили, включили свет, вытащили из-под кресла старый деревянный конструктор (разноцветные кубики и т.д.), построили бы в центре комнаты дворец, посадили в него мелких человечков и представили, как самый крошечный из них, сидя на крыше этого дворца, выкрикивает тосты и лозунги? Не знаю…

Возможно, нам захотелось бы достать шахматы, карты и домино и поиграть в них нетрадиционными способами – как в детстве. Например, из домино можно строить домики, а ещё – считать, будто бы это сыр, шоколад или деньги. Из шахмат можно изобразить два дворянских рода с их романтическими радостями и печалями и даже разыграть очередную версию «Ромео и Джульетты» (чёрный офицер-«слон» и белая пешка полюбили друг друга!..). Почти так же – и с картами…

Мы лежим – вспоминаем дальше. Настольные игры, которыми мы увлекались, когда всяких там «Шансов» и «Монополий» и в помине не было… Кукол, которые были ничуть не хуже длинноногих Барби… Почему-то игрушечные Буратино, несмотря на свою неполноценность (у соседкиного не было ноги и волос, наш был пластмассовый и у него постоянно что-то отваливалось), всегда считались самыми лучшими поклонниками для кукол-девочек. Матрёшек, которые воспринимались как милые, забавные игрушки, а не как «чисто русские» сувениры с Арбата…

Кажется, что тёплые слова, которые мы произносим, плавно текут между диваном сестры и моим креслом-кроватью, как тихая река между берегов. Куда стремится этот поток? В одну и ту же реку не получится войти дважды, уверяли античные философы…

А вокруг – так спокойно! Всё окутано мягкой тишиной. Кажется, что её можно потрогать, высунув руку за окно. Тишина на ощупь мягкая, как мох, как плюш. Однако и она куда-то течет. Как река между берегов – так и тишина между городских домов.

Река не связывает два берега, она не протянута от одного к другому, словно нить, — но она объединяет эти берега. Исчезнет река – не станет и берегов. Наверное, и любовь должна не связывать двух людей, а всегда разнообразным, изменчивым потоком лететь между ними…

 

РЕЛЬСЫ

РЕ – нота летяще-блестящая. СкоРЕе, быстРЕе, стРЕмительно, впеРЕди…

РЕка. РЕльсы.

У железной дороги, как и у реки, есть берега. Электрички и поезда плывут, словно длинные, вытянутые корабли. Кругом – огнистые пятна.

Наша Казанская железная дорога в районе Раменского имеет городской и сельско-лесной берега. Городской берег – утренний и дневной, сельско-лесной – вечерний и полуночный. Дороги переплетаются, перекручиваются во мгле; сосновый лес превращается в цитадель сумрачной магии. Встают заборы-стены, непонятно что ограждающие. Моргает одиноко блуждающее пламя. Коряги протягивают тонкие тёмные тени…

По росистой траве, перепрыгивая через что-то тёмное, способное оказаться ямами, забыв про тропинки – идёшь на берег. Там – сыпучий золотистый песок, раскидистые, пышные деревья, готовые обнять добрыми ветвями, чуть освещённые башенки нового неправославного храма, охраняемого псом-философом, друзья с бутылкой красного вина и яблоками, рельсовая река и проносящиеся мимо вагоны. Огни – земные и небесные.

 

ДЕПО

И был вечер. И было белое вино. И стало тепло и светло.

Мы пошли по торопливой тропке – слева была железная дорога, а справа – низина, где ветер шумит в ветках, и за низиной стояли домики с ясными глазами. Мы шагали-шагали-шагали, от станции «Раменское» к «Сорок седьмому километру» — в депо, где отдыхают задумчивые электрички и машинисты строят планы на будущее.

Оказывается, от депо к платформе «47 км» ведет бледная (будто бы луна растаяла, как свечка, и вылилась полоской) дорога – прямо среди рельсов. Мы заметили этот путь только тогда, когда очутились в депо. Наверное, по нему ходят машинисты. А еще возле депо стоит маленький домик с сетчатым забором. Вспомнилась сказка Джанни Родари про игрушечный поезд – «Голубую стрелу».

Мы прошли по дороге ночных машинистов и по мелким лужам побрели домой. Возле станции «47 км» мы заметили новый зал игровых автоматов («Как много их в последнее время открывается! И почему не везде есть рулетки?») и заглянули туда, но играть не стали.

…И было утро. И была прохладность. И была работа. И была собака.

Редкостно чёрная чау-чау гуляла сама по себе. Я, глядя на неё, такую женственно-игрушечную, не могла не восхититься. Собака посмотрела на меня и чихнула.

 

СТЕКЛО

Со мной такое бывает иногда…

С детства обожаю театр. Это чудесный мир, в котором умещаются множество ярких мирков. Наверное, многие видели воздушные шары, внутри которых – несколько маленьких надутых шариков, и всё это подвижно и разноцветно! Таков и театр…

Мне было мало лет, когда я посмотрела пьесу-сказку «Бочка мёда, или Волшебницы тоже ошибаются». Этот спектакль и взрослым бы понравился, он актуальный и философский. Лиричного вида главный герой (не помню, как его звали, но сейчас смутно ощущаю, что в его имени были изящные буквы Э и Л, а может, ещё и Р, и звучало оно несколько по-эльфийски) помог юной волшебнице, и она подарила ему бочку мёда. Разумеется, непростого. Тому, кто попробовал этот мёд, всё начинало казаться прекрасным; везде он углядывал только хорошее и переставал замечать зло. Этой восторженностью не преминули воспользоваться отрицательные персонажи, одного (одну) из которых звали Колючка. Юная волшебница поспешила помочь сентиментальному романтику, хотя бы предупредить его, — но опоздала. Какими-то отрицательными чарами её заточили под купол из тонкого стекла. Фея слышала, её тоже слышали, — но выбраться она не могла. Девушка беспомощно скользила ладонями по невидимым стенкам (грустный танец с самой собой!)… Сколько чуткого мастерства нужно было актрисе, чтобы зрители поверили в колдовскую преграду! И она не переигрывала: актриса-волшебница тонко изображала тонкость небьющегося стекла.

А к чему это я? Да просто порой я чувствую себя такой же феей, оказавшейся под незримым отгораживающим колпаком. Он не бьётся, — и потому невозможен ни мой шаг к людям, ни шаг людей ко мне. Мы общаемся и даже порой понимаем друг друга, но между нами – прозрачная стена. Отстранённость. Время от времени (например, в метро) кто-то непременно меня толкает, врезается в меня, не замечая, что ударяется о чародейское стекло. Внутри оно звенит. Не знаю, как снаружи.

Такое бывает иногда со мной…

 

БЕЗДАРНОСТЬ

Снова утро. Значит, надо старательно просыпаться, в процессе кофевыпивания вспоминать, кто я, — и бежать на электричку.

Когда мчишься в сторону железной дороги, в голову влетают всякие неожиданные слова. Чаще всего – имена собственные. Сегодня у меня в мыслях ни с того, ни с сего прозвучало: «Сьерра-Морена».

А за окнами электрички – жёлтое и белое. Жёлтый цвет – остатки выкрашенных осенью листьев, которые всё ещё держатся за ветки. Белый… нет, это не снег. Это бесцветье неорганизованного и вообще неправильного дня. Уже сейчас понятно, что наступивший день не такой, как должно быть.

Жёлтый, белый… Жёлт – бел. Жил-был!

Жил человек. И была – бездарность. Бездарность – это состояние, когда ничего не дарят. Личность осталась без дара. Что-то человеку вручали, что-то продавали, чем-то от его откупались… Но никто так ничего и не подарил. Что-то этот человек брал сам. Добился славы, власти и, главное, самодостаточной независимости. Но остался в бездарности – без подарков.

 

НЕ УМЕЮ

Я ещё много чего не умею.

Не умею ездить в такси. Хотя если не одна – то почти могу. Но не всегда. Например, однажды, когда я садилась в машину с друзьями, у меня отлетела подошва от совсем не старого ботинка. Впрочем, я вполне резво её поймала; сначала мне стало смешно, а потом грустно. Если мне кто-то вызывает или ловит такси – тоже, в принципе, могу. Но вот одна, самостоятельно!.. Нет.

Не умею брать руками живую рыбу. Ну, когда крупные караси – папины рыбачьи трофеи — плещутся в ванной, я могу достать одного из них и рассмотреть. Я даже в состоянии, когда папа только что приехал, вынимать его рыбин из сетки и выпускать в эту самую ванную. Но если карась, разгулявшись, выпрыгнул из воды и лежит на полу, жалко открывая рот и высыхая… Если декоративная рыбёшка в порыве вдохновения вылетела из аквариума и валяется на столе, скользкая, со слипшимися, уже не красивыми плавниками и вуалью-хвостом… Брррррррр! Противно. Мне делается не по себе и я кого-нибудь зову на помощь.

Не умею иметь дело с документами, со всякими официальными бумажками. У меня от этого начинается смятение и смущение. И я вспоминаю Тэффи: «Я терпеть не могу всяких казённых учреждений и формальных отношений. Даже получение невинного заказного письма по почте действует на меня угнетающе. Под «деловым» взглядом чиновника, протягивающего мне книгу для подписи, я мгновенно забываю, какое сегодня число, какой год и как моя фамилия».

Но это все мелочи. Теперь о более крупном. Я не умею – прощаться. Всегда получается как-то смутно, независимо от того, на сколько я расстаюсь с человеком: до завтра, до следующей недели, «до января или марта», до «когда-нибудь обязательно»… Наверное, мне кажется, что мы расстаемся навсегда, и я никогда больше не увижу этого человека, а он не напишет мне даже пару строчек. Никому нельзя верить? Тут дело даже не в том, с кем прощаешься, а в обстоятельствах – как-то они сложатся? Он договорится встретиться со мной послезавтра – и вдруг случится что-то непредвиденное? А если он просто не захочет? Или пожелает, но внезапно поймёт, что внутренне он не настроен на то, чтобы со мной общаться? Всё очень непонятно.

Поэтому я прощаюсь медленно. Постепенно. И хочется подарить тому, кому готовишься сказать «Пока» или «До свидания!», кучу подарков на память. Но такого количества чего-нибудь обычно не бывает, а того, что есть, всегда мало. В дополнение к презентикам надо сказать столько хорошего!.. А миг разлуки всё ближе, и можно не успеть. А может быть, этому человеку пожать руку? Или чмокнуть в щёку? Или он лучше поймёт свою нужность мне, если я его обниму? Или необходимо посмотреть в глаза каким-нибудь особенным взглядом? Вот и разошлись; на душе тепло… Но такое впечатление, что я не сказала самое-самое важное! Не умею прощаться. Не желаю ни с кем расставаться.

А иногда мне чудится, что и любить я не умею… И быть любимой — тоже…

 

БЫТЬ ИЛИ НЕ БЫТЬ

Настроение может быть плохим и хорошим. Настроение может быть… но его может и не быть! Говорим же мы: "Что-то настроения нет"!

Погода – это настроение природы. Погода может быть плохой и хорошей. А еще может никакой погоды не быть. Как сейчас у нас, в ожидании Нового года…

Предновогоднее беспогодье. Немного беспокойное предновогоднее беспогодье.

И это беспогодье – бесподобно!

 

ИСТИННОСТЬ

Истина. И – стена: ведь истина всегда где-то рядом.

А может, истина в вине – моей.

Или в моей же вене, то есть – в крови…

Либо в том, с чем кровь рифмуется.

Истина в любви?!

Моё сердце тянется к Вам, как цветок к солнцу – дико красный бутон на тонком стебле, с широкими бархатными листьями.

 

ДУША

Я знаю: я злая.

Не-на-ви-дя-ща-я.

У меня душа – не дышит. Задушенная душа. Я бы даже сказала: полудохлая.

А раньше всё шло не так. Душа была открыта, в ней звенело много света и тепла. Из меня летели золотые линии, во все стороны лились лучи. Я улыбалась, потому что – влюбилась; я хотела, чтобы всем было хорошо, стремилась помочь каждому…

Сколько времени прошло, — а я всё такая же влюбленная. Но та Жар-птица, которая пела во мне, как в уютном домике-гнездовье, превратилась в ночную хищницу. А блестящий домик стал тёмной тюрьмой, и вот злая птица рвётся из клетки, рвётся…

 

СПОКОЙСТВИЕ

Я закрываю глаза – и вижу тебя. Я не желаю знать, где ты и с кем ты. Я хочу быть с тобой – сейчас.

Ты – мой сон. Образ, который появляется в темноте, когда я опускаю ресницы (засыпать необязательно даже!). Ресницы – занавес. В светлой жизни, вне меня, где-то перед занавесом – ты на сцене, ты играешь (и выигрываешь!) роли. В сумраке за моими ресницами ты живёшь по-настоящему. Ты знаешь об этом?

Ты – сон для меня. Я для тебя – призрак. Поздоровавшись и улыбнувшись, ты мелодично пролетаешь мимо. Ты забыл обо мне. Уже не видишь. Проходишь сквозь меня…

 

НЕРВЫ…

Всем известно, что бывают лирические отступления.

Некоторые знают, что ещё есть лирические выступления, лирические наступления и лирические преступления.

А порой случается лирическое исступление. Оно немного похоже на поэтическое вдохновение. А вообще это – радостная, прямо-таки восторженная депрессия. Оттого, что понимаешь: то, что рано или поздно произошло бы, – было и должно повториться, но этого – больше не будет!..

Зато меня научили прощаться.

 

СЛОЖНОСТИ

- В любой момент, когда захочешь – позови меня – и я приду, — сказала я.

- К сожалению, мне некуда тебя позвать, — ответил он.

- Хотя бы просто позови… — откликнулась я.

Он просто звать не стал. Со мной ничего не бывает просто. Ему сложно со мной общаться.

 

ДВОЕ

- Я повторю, если нужно, — я хочу быть такой, как ты.

- Ты желаешь сменить пол? – смеётся он.

Весело до жути. Но мы продолжаем беседовать. А потом:

- Вот я с тобой поговорил – словно полдня кирпичи разгружал.

Однако мы всё ещё общаемся…

Но – затем:

- Всё, мне пора. Пока.

Ушёл. Для него труден процесс общения. А мне становится сложно тогда, когда он исчезает.

Вывод (мечта): сидеть рядом, близко, как две нахохлившиеся февральские птицы на ветке, и молчать, понимая друг друга без слов… И целоваться иногда.

 

ТОЧКИ

Я слышу острый голос многоточий…

Светлана Середа

- Любой из нас — точка, неоднородность в спиралеобразной туманности… — сказал он.

- Все мы точки, точки, точки, — отозвалась я. – И каждый может сказать про себя: «Я точка-точка-точка, а вовсе не…» кто-нибудь там ещё!

И ведь ладно, если б мы были точками на концах предложений, точками, сокращающими слова, точками над i (или ё)… Так нет же! Взять чистый лист, ручку и постучаться в белизну много-много-много раз, — и это будем мы, точки-тычки.

Однако – всё-таки – если присмотреться, то можно заметить, что точки складываются в двоеточия, многоточия… точные созвездия…

 

МОНОЛОГ

«…Стало так жутко жить, что в ежедневнике, среди планов на неделю, хочется написать: «Умереть бодро и незаметно». Что случилось? Ничего, совсем ничего… давно уже ничего не происходит. Я? А я что? Я ничего, сижу себе, примус починяю… Словно кот Бегемот. Как ещё этот котяра говорил? «Я буду молчаливой галлюцинацией», вот.

Да, и это тоже можете считать молчаливой галлюцинацией, галлюцинацией галлюцинации. Это мне всего лишь прибредилось, померещилось – предположим, после вареников или от ванильного йогурта. Да-да, я имею в виду массаж с романтическими ароматическими маслами… Мои прохладные пальцы на его горячем теле… И чтобы свечка горела… Его громкое сердце, одна на двоих тишина. Я об этом не мечтала, я про это никому не говорила! Какая влюблённость, что вы, в самом деле?

«Позволь полюбить тебя»… Что – я такое сказала? Ничего себе. Когда хотят влюбиться, разрешения не спрашивают. Да…».

 

ЛИЦЕМИРИЕ

Он – загадочный. Я – грустная.

Говорю:

- Меня недавно назвали волшебницей, но я же не умею совершать чудеса для личного пользования. Только для приятных мне людей.

Он немного заинтригован… А я заявляю, что нет тут ничего интригующего, а мир – жестокий, одинокий, депрессивный и просто неправильный.

Он уверен, что жизнь прекрасна. Вполне возможно… Он спрашивает, кто меня расстроил.

- А никто! – отзываюсь я. — В том-то и дело, что я теперь переживаю не из-за личностей, а из-за каких-то неправильностей жизни...

- К сожалению, жизнь не всегда справедлива к хорошим людям. Но это не повод унывать.

- Всё очень просто – значит, я не хорошая.

- А по-моему, не бывает людей плохих или хороших,- утверждает он. — В каждом есть и то, и другое, и именно это делает нас индивидуальными, не находите?

- Ещё как нахожу! Разумеется — как там у Павича: никто не может быть умным и красивым все семь дней в неделю? И хорошим, видимо, тоже… Вообще, рассуждения о «хорошести» довольно поверхностны... Примерно как о добре и зле. Потому что всё настолько сложно, противоречиво и из-одного-в-другое-перетекаемо, что просто с ума сойти можно.

- Стыжусь, но про Павича не знаю… Попробую усилить мысль... – продолжает он. — Помимо хорошести или нехорошести существует еще и лицемерие (недавно столкнулся вплотную). Думаю, что это еще страшнее, чем откровенно негативный персонаж. Вообще, наверно, все носят маски. Только некоторые делают для защиты, а некоторые для извлечения выгоды.

А я попыталась разобраться: а вдруг человек не подозревает, что он лицемер? Думает, что ведёт себя естественно?

И дошла в своих размышлениях до того, что решила: лицемерия как такового нет, есть – лицемирие. То есть мир лицемерен по сути своей. И полон масок.

А потом я вспомнила своё стихотворение, написанное очень давно:

 

Мир сатиров, кумиров, вампиров –

Вот куда Вас, мой друг, занесло

Сумасбродного ветра крыло:

В мир, где жизнь – путь от пирадо тира

 

И назад. Весел мир и жесток.

Он звучит громким выстрелом-тостом.

В этом мире Вам будет непросто…

И так далее.

 

РУСАЛКА

Пытаться скрыть лицо под тёмными очками, козырьком кепки или полями шляпы, прятать тело в широкой, просторной, удобной одежде и идти туда, где – вода. Манит. Тянет. Городскую реку мы видим грязной, но знаем, что она может быть грустной и грозной и что суть её, как и любого потока, — отражающая и очищающая.

Город, вытянувшийся вдоль реки, — город без маски, такой, какой он есть на самом деле. Вода отражает душу города. Город – пёстрый, хранящий тайны и плетущий интриги, больше женственный, чем мужественный. Его мосты хотели бы быть подвижными, распахиваться крыльями, пропуская большие белые корабли. Его здания изысканно-задумчивы и не строги.

Алое солнце льётся в воду. Клюквенная настойка цвета сердца… Берега тянутся вверх холмами, горками, будто хотят остановить закат. На склонах – лес.

На пристани девочки пьют пиво. У компании, пристроившейся на пикничок возле воды, волной от катера смыло бутылки и закуску.

Благородные купола. Храмы-аристократы.

Я сижу рядом с тобой и представляю себя не бесшабашной предводительницей пиратов, а человеком-амфибией, выбравшимся из водных глубин на романтическую прогулку. Начавшие выгорать волосы лохматит ветер. Глаза цвета волн, грустная улыбка…

Любишь? И я тебя тоже. Но разве от этого легче? Ведь всё равно… Последняя остановка катера – монастырь над мерцающим озером – метро – электричка – яблоки – до свидания, моё ночное солнце… Я снова одна. Надо было вернуться в родную стихию. Почему же девушка-амфибия (или всё-таки рептилия?) не прыгнула с катера в воду?

 

ЗАЩИТНИЦА

Всё, о чём писал поэт, -

Это бред.

В.С.Высоцкий

Перед защитой диплома я не выспалась. Ночью мы с сестрой обсуждали нравственные проблемы… Когда я засыпала, мне казалось, что рядом с кроватью, возле сумки с ноутбуком, притаилось бесформенно-чёрное чудовище. Я перестала засыпать и посмотрела, кто там хочет на меня наброситься. Монстра не оказалось. Я уснула.

Меня разбудил мобильник-будильник. Не мой. Сестры, которая должна была встать раньше меня и отправиться в школу. Кстати сказать, сестра всего этого совершать не собиралась. Я её разбудила и заснула снова, ожидая призывных трелей своего мобильника-будильника.

Утром я зачем-то пришла на работу и полтора часа не только сидела в Интернете, но и по-настоящему трудилась как доблестный сотрудник пресс-службы. А потом поскакала на электричку.

Что сделала я в первую очередь, приехав на факультет? Хлебнула для храбрости клубничного йогурта. И пошла на кафедру периодической печати, тщетно пытаясь ответить на два вопроса: «Почему я такая волнисто-лохматая и отчего я в таком ужасе?».

Точнее, не в одном большом ужасе, а во множестве мелких кошмариков…

Мой оппонент сидел в пробке. На столе перед комиссией лежало три стопки изданий, по которым писали дипломные работы три сегодняшние защитницы. Рядом с яркими и толстыми журналами «Косметик Интернешнл» и «Справочник кадровика» лежало несколько номеров районной газетки «Родник»…

Я защищалась второй.

Это было довольно-таки увлекательно. На душе становилось легче от того, что недочёты, которые обязательно отметит мой выбравшийся из пробки оппонент, мне уже известны (эх, пораньше бы я их заметила!..). Представление дипломной работы, которое я пыталась дать, не уместилось в 10 минут. Мелких гадостей (недочётов) оказалось больше, чем я надеялась. Однако дипломный бред «Редакция районной газеты – муниципальное унитарное предприятие: развитие и перспективы» признали интересным и актуальным. Я улыбалась, но мне было жутковато. Мне хотелось пива, кофе, молодого человека с цветами и сауну.

Зрители-однокурсники безмолвствовали. Лучше бы они спросили у меня что-нибудь. Но кому, кроме моего научного руководителя, профессора (это слово при оформлении титульного листа я умудрилась пропустить) Гуревича и оппонента Иваницкого, нужны районные газеты?!..

И это – первая защита дипломных работ в текущем году… Две девушки с вечернего отделения и я – с дневного…

Когда комиссия выгнала нас и принялась совещаться, я пошла к зеркалу, чтобы привести в порядок свою голову. На объявление результатов, конечно же, опоздала.

Я получила по мозгам и «пятёрку»!

 

ТРАВА

Всплески ярко-зелёного аромата свежескошенной травы…

Ну и что, если зелень постригает не остро заточенная крестьянская коса, а современная газонокосилка? И пускай всё это происходит не в забытой Богом живописной деревне, где пасутся козы и скрипит колодезный журавль, а около московского Кремля!

Всё равно прогулка получилась романтичной… чуть сентиментальной…

 

ЗЕЛЁНАЯ ТЕНЬ

Меня здесь нет. Я – тень. Я есть только тогда, когда светит солнце.

Видели тени полупрозрачных воздушных шариков? Они такого же цвета, как сами шарики. А я – зелёная тень, и меня никто не отбрасывает… не бросает… Я сама-по-себе-тень.

Меня здесь нет, и в то же время я — рядом. В толстой капле дождя отражается россыпь одуванчиков. Веснушчатый дождь!..

Зелёная тень прячется в кустах, дышит влажными ароматами весны. Зелёная тень гибко танцует на закате, в тающих мелодиях солнца…

 

АКВАРИУМ

Дождевая капля ползёт вниз по стеклу. Слезливо тянется мокрый след… Капля-улитка.

Когда я смотрю в окно, мир кажется мне большим аквариумом.

 

ПРАЗДНИК СВЕТА В КОЛЬЦЕ ТЕНЕЙ

выплеснут плут-день

зарева круг-свод.

к морю, оборотЕнь!

в речитатив вод!

ночью твой крик глух,

ночью твой дик смех,

видишь обородух –

парусочеловек!

Виталий Ключаснкий

Оборотень. Оборосвет. Всё очень просто: оборосвет – это струящиеся кружевные оборки бального платья. На мне – сияющий, солнечный наряд! А оборотень – это тенистая оборона; мой дом охраняют «призрачные тени, то на рыб похожи, то на птиц», как писал Николай Гумилёв.

Если вы уверены, что я жду вас, — тени расступятся и пропустят. Вас мало, но именно вас я хотела видеть на своём празднике. Именно для вас «расступились стены, вспыхнул свет, завыли сирены и, как купол, вспух потолок», как писала Анна Ахматова.

Что мы будем делать? Думать и чувствовать. Понимать и мечтать. А ещё – улыбаться…

 

МНЕ НРАВИТСЯ

Вы думаете, я жду электричку? Мне просто нравится смотреть с платформы на большое небо, ощущая близость сосредоточенно-скромных одноэтажных домиков и кустов гордой, дерзкой, стремительной сирени.

 

ОН ПРИЕДЕТ

Когда-нибудь он – приедет. Конечно, будет уже поздно, но – он приедет. На машине (именно машина – женского рода, в то время как автомобиль – мужского), которая выглядит, как фея, ненароком вышагнувшая из волшебного леса. Постоит в пробках, снова заблудится, но приедет.

Сначала я думала: когда он наконец-то приедет, я скажу: «Я знала всегда, что ты вернёшься». Потом представляла, как встречу его словами Тани Лариной: «Но я другому отдана, я буду век ему верна». Затем чувствовала, что, когда он всё-таки приедет, я врежу ему, стукну сильно, вспомнив, как в детстве била злых мальчишек.

Сейчас я знаю: когда он приедет, я выйду и скажу: «Здравствуй». Посмотрю на него и произнесу: «До свидания». И уйду.

 

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ

И снова было море. Таинственный шум — это море что-то шепчет нам прохладными губами прибоя. Солнце играет в волнах — море улыбается. Вода Финского залива целует светлый берег.

 

ГЛАЗА

А может, это совсем не звёзды? А дырки в первом небе, через которые на землю выливаются сияния второго неба? За вторым небом – третье; мне кажется, что оно инфразелёное. Есть четвёртное, пятое, шестое и, конечно, седьмое.

А можно взять белый лист и нарисовать на нём синие глаза. Или взять синюю бумагу и изобразить на ней белые глаза, но это сложнее – и страшнее.

Хочу гладить по гривам волны Финского залива.

 

ТУМАННОСТЬ ЛЕТА

Утро похоже на бледно-красивую и грустную девушку моложе двадцати лет. Кончился яркий двухнедельный отпуск. С чего началась моя очень новая неделя? (Очень новая – это потому что она пришла после отпуска, после обычных выходных наступает просто новая неделя).

С того, что часы показали почти семь.

С того, что пробудился зелёный попугай и начал петь, как стая разнообразных птиц, в паузах приговаривая: «Тимошечка – птичка хорошая» и «Тимоша, Тимоша-Тимоша!».

С того, что торжествующая морская свинья принялась скакать по клетке и повизгивать, предвкушая обильный ранний завтрак.

…Мой Очень-Очень Любимый во сне полностью стянул с меня одеяло, но город вовсе не собирался сбрасывать с плеч покрывало тумана.

А может, моё будничное утро наступило в тот момент, когда я отпила из большой кружки глоток кофе со сливками и в моей голове наконец-таки зашевелились всякие мысли?

Или оно началось с того, что вспомнилось: во-первых, мы ночью так и не досмотрели по видику мультик «Остров сокровищ», а во-вторых, мне надо сбросить на дискету ещё несколько файлов для работы.

Однако очень новая неделя началась. Я радостно нырнула в неё – и сумасшедшее течение подхватило странное существо в белом платье с огромными красными цветами. Было жарко…

 

ГРУСТЬ

Слова вылетали в мир,

Становясь предметами.

Н. Заболоцкий

Хочется выговориться, но никто не желает слушать и слышать. Никого нет рядом. Слова остывают и засыхают, падают на пол и превращаются в листы бумаги. Если б они падали на землю, то становились бы зёрнами и прорастали, пускали корни и тянулись к тёплому сиянию… Но они – бумага, и прилетевший ко мне из Санкт-Петербурга ветер уносит слова и смешивает их с осенними листьями, чтобы потом бросить шелестящий букет в Финский залив.

Хочется выплакаться, — но я разучилась плакать. Точнее, я теперь плачу без слёз. Только дрожат плечи… И глаза были бы сухи, но другой гость – питерский дождик – забирается ко мне под зонт и блестит на лице живыми каплями.

Чтобы хоть немного успокоиться и прийти в себя – кофе со сливками, свеча и клубничный кальян.

 

УСЛЫШАТЬ СЕБЯ

В большой комнате люди смотрят телевизор, а попугай, пользуясь тем, что всё внимание хозяев поглощает смена картинок на экране, грызёт сервант. В маленькой комнате – тишина, подушка и одеяла на полу. Она пока не спит. Она умеет слушать себя.

Сначала надо лечь на бок или на живот, устроившись, как в гнезде, схватившись за подушку так, словно её может унести течением ветра. Думать о нём, чувствовать его… Стараться не мечтать. Пытаться не грустить о том, что он сейчас – не с ней. Потом вытянуться, перевернуться на спину – и погрузиться в себя. Начать слушать себя. Не вести внутренних диалогов, улавливая объёмные звуки во всей их тихой полноте. Так внимают ракушке, которая таит в себе бездонное море. Порой можно различить пронзительные признания чаек.

Услышать цвет и запах звуков. Полететь в мерцающих слоях моря, которое шепчет, — в сны…

 

СИТЦЕВАЯ ФЕЯ

У неё – испуганный взгляд. Глаза ребёнка, заблудившегося в дремучем лесу – будничной взрослости. А вот улыбка у неё – смелая. Точнее, смелость даже не в самой улыбке, а в её отсутствии – при всеобщем растягивании губ в сладком «как дела?». Она серьёзная. Сосредоточенная. Готовая почти ко всему.

Улыбка есть, но не для всех. Когда она улыбается — словно распускается солнечный цветок. Чутко появляются ямочки на щеках, по носу скачут крошечные золотые веснушки…

Её назвали ситцевой феей. Когда она будет хозяйкой квартиры, у них будет большое лоскутное одеяло, много подушек и мягких игрушек и торшер.

Она закрывает глаза и смотрит в тёплую темноту. Здесь её взгляд становится другим – мечтательным и верящим. Этот взор – тоже не для каждого, как и улыбка.

 

 

[ В начало ]

Раздел недоступен